Василий Панфилов - Улан [СИ]
Вот и сейчас он стоят перед “залётчиками”, слегка покачиваясь на пятках.
— Ну и что мне с вами делать? — задал попаданец риторический вопрос. Те, как и и было положено по уставу, вид имели лихой и придурковатый, но выглядели виновато. От них ощутимо тянуло раскаянием, желанием продолжить веселье и опасением — Игорь успел заслужить славу человека с фантазией.
Физических наказаний он избегал, хотя применял, чего уж там… Всякое бывало — и иногда проще обломать палку, показательно (и очень болезненно) гоняя виновника по расположению, чем оформлять всё официально, с бумагами — формально оставляя человека целым, но ломая судьбу.
— Ну что ж, сами напросились, — несколько зловеще протянул экстремал и уланы поёжились, — за мной.
Подойдя к расположению пехотного полка и пройдя опознавание “свой-чужой” у знакомого поручика, к этому поручику он и подошёл с предложением.
— Никита (после нескольких серьёзных дел они были на ты), тут я своим залётчикам хочу устроить показательную порку.
Поручик морщится слегка:
— Не узнаю тебя — показательную-то зачем?
— Аа! Нет, я не правильно выразился, — засмеялся сержант, — в смысле — морально их выпороть.
— Забавное выражение, — хмыкнул приятель, — говори, зачем я тебе нужен.
Игорь говорил негромко и с каждой новой фразой выражение лица егеря становилось всё более и более странным. Наконец он не выдержал и откровенно заржал. Через несколько минут можно было наблюдать необычную картину — улан, опытных уже ветеранов, гонял егерский капрал, муштруя их как пехотинцев-новобранцев:
— Сено-солома, левой-правой! Шевелись, вахлаки деревенские!
Красные от стыда уланы “шевелились”, подстёгиваемые комментариями.
— Ить они совсем из берлоги вылезли, раз с сеном-соломой гонять приходится, — раздавались нечастые, но весьма едкие комментарии. Капрал, взявший на себя функции их наставников, командовал с багровой рожей, стараясь не сорваться в смех. Попаданец же с поручиком сидели на чурбачках и наблюдали за импровизированным спектаклем.
— Поняли хоть, почему я вас ТАК наказал, — спросил их спортсмен на обратном пути. Видя полное отсутствие понимая, вздохнул и пояснил:
— Сперва вы меня ослушались, а потом ещё и попасться умудрились — как дети! Ну а раз так, то и наказание соответствующее вашему… возрасту, — ехидно закончил он. От такой проповеди лица подчинённых были красными от стыда.
— Боярин, — взмолился один из залётчиков, — ты в другой раз лучше палками.
— Э, нет. Палками — больно, но пару дней отлежишься, да друзья сочувствовать будут. А такое… такое на всю жизнь запомнится!
Несмотря на нелюбовь попаданца к пьянкам, гулянки и “симпосиумы”[42] он всё-таки посещал — скучно всё-таки. Из-за “подвешенного” состояния и двойственного положения, бывал как у Румянцева и Салтыкова, так и у своих сержантов. Везде он чувствовал себя спокойно и вольготно — как из-за воспитания, так и из-за свойственного большинству современников попаданца пренебрежения к чинопочитанию.
* * *— Гляди-ка, Пётр Семёнович, — негромко говорил Румянцев командующему Салтыкову, — эвон как держится — видно, что не впервой.
— Мда, правы были те, кто…, — начал было Салтыков и резко замолчал, наблюдая за уланским сержантом. Тот и вправду чувствовал себя свободно — подходил к разным группам офицеров и гвардейцев[43], свободно общался на нескольких языках, уверенно отвечал на вопросы и вообще — было видно, что такой вот симпосиум для него — явление совершенно привычное. Подойдя к столу, сержант уверенно (!) выбрал ананас — диковинку, которую большинство офицеров разве что пробовали один-два раза.
Он же выбирал с видом знатока и на лице было едва ли не написано, что ананаса ему захотелось, но вот от качества продукта он не в восторге. Военачальники переглянулись многозначительно — ну точно из знати.
* * *Правда, на таких пирушках бывал он не часто — обычно ранг был заметно попроще. Вот и сегодня их пригласили казаки, прикомандированные к дивизии Чернышёва.
— Кто приглашал-то?
— Пугачёв Емельян, — отозвался Никифор, перебрасывая с натугой бочонок рома на другое плечо. Такой же бочонок тащил и сержант, но ему вес казался “детским”.
— Трофеи притащил, вот и гуляет по случаю.
— Что-то слышал о нём, — наморщил лоб спортсмен.
— Да мог и слышать, — согласился каптенармус, — казак добрый, не раз в боях отличался. Молодой ещё — твой ровесник, а вот тоже молодец.
Вообще, отношения с казаками поначалу не слишком складывались, но постепенно улан начали воспринимать как равных — и это с учётом того, что уланский полк успел завоевать славу одного из лучших полков русской армии. Во многом этому поспособствовал попаданец, гонявший подчинённых “в хвост и в гриву”. Но и результат — теперь “его” уланы считались лучшими кулачными бойцами, лучшими фехтовальщиками и лучшими плясунами в русской армии.
— Проходите, гости дорогие, — поприветствовал их пожилой казак, — да вы никак со своей выпивкой?
— Ну дык, — важно ответил Трифон, — командир (тут он покосился на сержанта) разрешает пить только на отдыхе, вот и накопилось.
— По казачьи[44], значит, — как-то неопределённо выразился встречающий, остро глянув на попаданца.
Казаки Игоря впечатлили — это были не те… ряженые с медалями “за возрождение снохачества” во всю грудь[45]. Эти были такие волчары, что отчётливо повеяло воспоминанием из детства — похожее было, когда к отцу приходили друзья-“афганцы”. Сейчас вроде и сам вояка не из последних, а вот поди ж ты…
Пели, пили, танцевали — и постоянно прощупывали друг-друга. Любое действие или фраза могли иметь двойное и тройное дно.
— А какого-то роду-племени? — достаточно грамотно вплёл вопрос один из хорунжих, обратившись к Игорю.
— Русского, — лениво ответил тот. Затем вспомнил бабушку-немку и добавил, — и немного немецкого.
Снова надоевшие переглядывания Старшины[46] — они явно строили насчёт него какие-то домыслы и замыслы. Пусть спортсмен и не был детективом-любителем, но таких вот взглядов было слишком много, чтобы их игнорировать.
Офицеры в полку и не только, сам Салтыков, теперь вот казаки. Судя по всему, они уже как-то “определили” статус попаданца и вполне возможно — семью.
Экстремала иногда аж прорывает — настолько хочется в такие моменты подойти, взять “многозначительных” за грудки и спросить:
“ — Да за кого же вы меня принимаете?!”
К превеликому своему сожалению, парень не то чтобы совсем не разбирался в истории… Попади он во времена Великой Отечественной — тут да… Петра Первого? Похуже, но основные даты помнил. А вот дальше… До начала Крымской войны — сплошное “белое пятно”, да и потом — не сказать, чтобы великий знаток. Увы, но как раз по истории он получил тройку в аттестат, да и то — следовало признать, что большая часть его исторических знаний появилась не благодаря чтению книг.
Увлечение музыкой — и знание основных композиторов, их произведений и — в какое время, в каких государствах и при каких правителях они работали. Аналогично и с художниками… Более поздняя, современная история и вовсе — обрывки “срачей” на соответствующих форумах.
Наконец, когда ему надоели многозначительные взгляды и недомолвки, попаданец сделал решительный жест рукой от себя:
— Хватит играть словами. Хотите что-то сказать — говорите прямо — и не сегодня, сегодня мы пришли пить, петь и плясать.
Старшина, не сговариваясь, склонила головы и парень потихонечку запел:
Выйду ночью в поле с конем,Ночкой темной тихо пойдем,Мы пойдем с конем по полю вдвоем,Мы пойдем с конем по полю вдвоем,Мы пойдем с конем по полю вдвоем,Мы пойдем с конем по полю вдвоем…Ночью в поле звезд благодать,В поле никого не видать,Только мы с конем по полю идем,Только мы с конем по полю идем,Только мы с конем по полю идем,Только мы с конем по полю идем…Сяду я верхом на коня,Ты неси по полю меня,По бескрайнему полю моему,По бескрайнему полю моему…Дай-ка я пойду посмотрю,Где рождает поле зарю,Ай брусничный цвет, алый да рассвет,Али есть то место, али его нет.Ай брусничный цвет, алый да рассвет,Али есть то место, али его нет.Полюшко мое — родники,Дальних деревень огоньки,Золотая рожь, да кудрявый лен…Я влюблен в тебя, Россия, влюбленЗолотая рожь, да кудрявый лен…Я влюблен в тебя, Россия, влюблен...
Пели долго и нельзя сказать, чтобы многие песни понравились Игорю. Пусть он и пробыл здесь достаточно долго, но некоторые вещи отказывался воспринимать в принципе.
